Да, сейчас я не в состоянии сердиться на кого бы то ни было, ничего не поделаешь. Пусть уж «Гилярий» выгружает свой уголь!

6. ПАЛЬМЫ И КЛЕЩИ

Впервые Амазонка ослепила меня ранним утром, когда мы прибыли в Пара. Мы сошли с парохода и отправились побродить по берегу реки. Миновали последние домишки предместья, и в каких-нибудь ста шагах от них оказались уже в лесной чаще. Тут-то я впервые увидел эти сказочные пальмы. Эмильяно — бронзового цвета нищий, забулдыга и хвастун, идальго [10] и оборванец — все в одном лице, пристал ко мне и объявил себя моим проводником и телохранителем. Этот Эмильяно, заметив мое восхищение при виде пальм, поспешил пояснить:

— Асаи! [11]

И многозначительно прищелкнул языком.

До этого всюду на юге — в Сеара, Пернамбуку, Баия, Рио-де-Жанейро [12] — мне попадались кокосовые пальмы, и я восхищался ими, полагая, что ничего лучшего быть не может. Оказывается, я ошибался. Пальмы асаи, растущие здесь, красивее кокосовых. Они напоминают их по форме, но куда стройнее, выше, тоньше. Они так привлекательны, что невозможно пройти мимо и не поддаться их очарованию. Вот на самом берегу реки Пара, южного рукава Амазонки, гордо высятся над чащей четыре-пять асаи. Они — как светлый луч в мрачной пуще, [13] как ясная улыбка молодой девушки, приветствующей гостя.

— Вы ели, сеньор, плоды асаи? — спрашивает меня Эмильяно. Не дожидаясь ответа, он причмокивает губами и забавно вращает глазами. — Райские плоды! — И приводит бытующую в этих местах пословицу: — «Кто ел плоды асаи, тот останется здесь навсегда».

Позднее я ел их не раз, они действительно превосходны, и все же в Пара я не остался. Но признаюсь: первое впечатление от красавиц пальм оставило в моей душе неизгладимый след.

Мы идем дальше вдоль реки по тропинке, прорубленной в такой густой чаще, что растительность обступает нас со всех сторон сплошной стеной. Один лишь раз я попытался свернуть с тропинки в сторону, чтобы полюбоваться бабочкой, отдыхавшей на ветке дерева. Тщетно пытался! Протиснуться в глубь чащи дальше, чем на пять-шесть шагов, нет никакой возможности. Я вынужден был вернуться обратно на тропинку весь исцарапанный, как после потасовки. Мое знакомство с пущей Амазонки длилось всего лишь несколько минут, но я уже осыпан злющими клещами с ног до головы. Укусы этих клещей ужасны, и раны болят много дней. Как бы для того, чтобы окончательно отрезвить меня и развеять миф о сказочном пальмовом рае, на обратном пути нас атаковали какие-то маленькие мушки. Укусы их оставляют на коже черные точки и вызывают невыносимый зуд на целых две недели.

7. ЯГУАР В ВЕР-У-ПЕСУ

И все же больше всего меня поразили в Пара не пальмы асаи, не буйствующий тропический лес, уже завладевший предместьем, не пестрота населения города, как кто-то остроумно заметил — причудливой смеси Парижа, Тимбукту и бразильского леса, не контраст между лощеными щеголями, расфранченными по последней парижской моде, и нищетой большинства населения, — нет, больше всего меня поразил Вер-у-песу.

Вер-у-песу — порт для туземных барж и одновременно рынок. Из лабиринта десятков рек, речушек и лесных ручейков, прорезающих всю страну, сюда стекается самая причудливая в мире флотилия барж и лодок с людьми всевозможнейших оттенков кожи. Это потомки многократно скрещенных на протяжении трех веков португальских конквистадоров, негритянских рабов и индейских племен, ныне уже не существующих.

Они привозят в Пара плоды своих крохотных полей, отвоеванных у лесной чащи на берегу реки, и дары самого леса. Чего только здесь нет! Рядом с неизбежной кукурузой, маниокой, [14] фасолью, рисом — всевозможные рыбы самой необычной формы и окраски. Рядом с бразильскими орехами, известными здесь под названием кастанья ду Пара, [15] и плодами какао десятки, нет, сотни сортов великолепных фруктов. Рядышком с изделиями из пальмовых волокон — красивые, искусно разрисованные горшки, украшенные резьбой тыквы, индейские луки и стрелы, шкуры ягуаров, змеиные кожи и чудодейственные травы, исцеляющие от всех болезней. Рядом с домашней птицей — лесные индюки, игуаны [16] — черепахи (изысканное лакомство!); тут же прирученные попугаи — огромные арары [17] и крохотные перикиты; живые анаконды, [18] пекари, [19] змеи, множество всяких лесных птиц — радужные тангары, [20] касики-япимы, длинноносые туканы.

Солнце едва взошло, а порт уже кишит баржами. Каждая старается пришвартоваться поближе к той полосе берега, где находится торговая площадь. Над человеческим муравейником высится лес мачт. Несмотря на тесноту, здесь царит удивительное спокойствие — какая-то торжественная тишина. Нет ни суеты, ни шума, обычных для рынков всего мира. Поражают также удивительная приветливость и достоинство, с которым держатся эти лесные обитатели. Лишь немногие из них грамотны и ни на ком вы не увидите целой рубашки — рванье, но как все это чистенько выстирано и выглажено!

Клетку с молодым ягуаром окружила такая густая толпа, что пробраться к ней, казалось, невозможно. Но мой неотступный Эмильяно вежливо, но решительно расталкивает зевак, прокладывая мне путь. Впрочем, люди и сами охотно расступаются. В клетке сидит хищная крупная кошка, величиной с добрую легавую собаку — это юнец, которому понадобится еще не менее года, чтобы достичь нормального роста. Забившись в угол клетки, ягуар притаился. Только сощуренные глаза неуверенно посматривают на окружающих. В зеленых глазах мелькает страх перед неведомыми страшными существами и бессильное отчаяние узника, посаженного за решетку. Владелец ягуара, старый метис, улыбкой и жестами предлагает мне купить зверя. Я отрицательно покачал головой.

— Дешево отдам, — подзадоривает старик.

— Сколько?

— Сто мильрейсов.

Цена действительно очень низкая. Но тут в разговор вмешивается Эмильяно и объясняет метису, что я еду вверх по Амазонке, в Перу, а не в Европу, и мне нет смысла покупать сейчас зверя.

— А, тогда другое дело, — доброжелательно соглашается продавец.

Какой-то подросток просунул в клетку палку и тычет ею в спину ягуара. Он объявил, что ягуар ручной. Но вдруг зверь вскочил с гневной молнией в глазах, яростно зарычал, свирепо щелкнул клыками и вырвал палку из рук паренька. Тот в ужасе отпрянул.

— О да, сеньор, — насмешливо передразнил старый метис, — очень ручной!

Зрители глядят на ягуара с почтительным удивлением. Раздаются одобрительные голоса:

— Вот так молодец! Лесной смельчак! Такого легко не возьмешь! Он за себя постоит!

У людей засверкали глаза. Они возбуждены, поощрительно улыбаются зверю, как герою. Так бы и погладили его по пушистой шерсти! Внезапная вспышка ягуара, казалось, пробудила в них упрятанную нежность. А может быть, их взволновал сильный протест пленника. В беспросветной, полной лишений жизни этих людей каждое проявление героизма радует, как живительный луч солнца.

8. МАЛЕНЬКИЙ ЧИКИНЬО И БОЛЬШАЯ АМАЗОНКА

Чикиньо с матерью возвращается домой в верховья Амазонки. Три года он пробыл в Португалии. Он уже знаком с Амазонкой, а я еще не видел ее, следовательно, маленький Чикиньо имеет передо мной огромное преимущество. Он рассказывает мне об Амазонке самые невероятные истории. Только один раз мне удалось поставить его в затруднительное положение: я спросил — как велика Амазонка, и Чикиньо не сумел сразу ответить. Он долго что-то прикидывал в своей маленькой головке и, наконец, объявил: Амазонка велика, как его отец, и немножко меньше самого бога.